В.
Егоров
Славу
соловьи Славутичу поют
Славы и Вовы
Когда родители называют своего ребенка Славой или Володей, они, чаще всего, делают это просто потому, что им нравится имя. А в стародавние времена личные вкусы в имени ребенка играли гораздо меньшую роль. В романе С. Скляренко «Святослав» князь нарекает своего младшего сына, будущего крестителя Руси и Великого князя Красное Солнышко, Владимиром, чтобы „владел миром”. Для Святослава, закоренелого язычника, имя ребенка было не просто красивым звуком, а символом, определяющим судьбу сына и всей Руси. Причем, как видим, судьба определялась очень просто: хочешь владеть миром, будь Владимиром!
Но это Святослав. Если у него и было желание, чтобы сын владел миром, великому князю-воину оно вполне простительно. А нам, простым смертным, не чересчур ли нескромно именовать детей «властелинами мира»? И вообще, откуда взялись такие претенциозные имена, и не свидетельствуют ли они о каком-то особом русском шовинизме, непомерном стремлении к славе и мировому господству, отраженному даже в именах? Не такой уж простой и безобидный вопрос.
На первый взгляд кажется очевидным, что имя Слава произошло от слова и понятия славы, а Владимир от слов владение и мир. На самом же деле все обстоит ровным счетом наоборот.
Давайте задумаемся о том, как наши прапредки называли детей, когда святцев еще не было. А не было ли?.. Идея святцев — не христианское изобретение, церковь вообще ничего не изобретала. Да и что такое святцы? Перечисление имен живших когда-то людей, причисленных к лику святых за какие-то заслуги. Нет, здесь действительно нет ничего нового. Испокон веков хранили люди память о своих славных предках, помнили их имена, выдающиеся качества и славные деяния, передавали предания о них из уст в уста, из поколения в поколение. И со временем великие предки, отдаляясь во времени от живущих, обожествлялись. А именами богопредков начинали называть детей. При этом считалось, что ребенок отдается под покровительство божественного тезки, и тот по-свойски поделится с дитем своими уникальными качествами, которые когда-то отличали его самого.
Так поступали еще в древнем Египте. В имени всем известного фараона Тутанхамона два «божественных компонента»: тут- от бога мудрости Тота и -амон от бога солнца Амона. В именах великих карфагенских полководцев Ганнибала и Газдрубала виден компонент -бал от верховного финикийского бога Бала (Ваала). А вы никогда не задумывались, почему так много библейских имен начинаются с Ио- (Иоа-)? А ведь и здесь «проглядывает» иудейский бог Яхве (Иегова).
Не были исключением и славяне. Кстати, почему именно славяне? Не потому ли, что самым первым вождем-предводителем древнего племени праславян был Слав. Именно потомки соплеменников Слава и стали именоваться славянами. И сыновей своих потомки Слава, особенно прямые, то есть вожди племен и родов, тоже с удовольствием называли Славами. А позже, когда у отдельных родов появились свои родовые богопредки, перед племенным именем стали добавлять родовое. Так получились составные имена (вспомним Тутанхамона): Болеслав, Бронислав, Брячислав, Всеслав, Вячеслав, Горислав, Изяслав, Мстислав, Редислав, Ростислав, Святослав, Судислав, Ярослав. В перечисленных по алфавиту именах племенной компонент -слав выделен жирным шрифтом, а родовые компоненты — курсивом. Компонент -слав — воистину общеславянский. Это подтверждается не только невольной тавтологией, но и распространением перечисленных имен по всему славянскому ареалу.
Помимо общеплеменного имени Слав есть и родоплеменные имена: Мир (Мер) и Влад (Волод). Родоплеменные имена как бы занимают промежуточное положение между племенным и родовыми. Они могут выступать как родовой компонент к племенному имени Слав: Мирослав, Владислав,— но могут комбинироваться и с родовыми именами: Будимир, Велимир, Казимир, Красимир, Яромир; Беловолод, Всеволод. Заметим, что имя Мир «более племенное», чем Влад. Оно и шире представлено в качестве племенного компонента, и прямо выступает как племенное по отношению к последнему: Владимир, но не Мировлад, так же как Мирослав, но не Славомир. Можно даже выделить некоторую иерархическую последовательность имен от племенного до родовых:
Слав → Мир → Влад → родовые имена.
Имена из этой последовательности в наше время в «чистом виде» уже не встречаются, кроме уменьшительного Слава. Однако письменной истории известны Влад Синяя Борода и русский князь Володарь. У южных славян есть имя Мирко. По русским былинам все мы знаем Соловья Будимировича, он же Соловей-разбойник.
В книге Г. Сумарукова «Кто есть кто в «Слове о полку Игореве» выдвинута интересная гипотеза о том, что в некоторых местах повести под зверями и птицами автор имел в виду орды половцев с соответствующими племенными тотемами. Таким образом Сумарукову удается удовлетворительно объяснить странное поведение воронов, полозов, лебедей, гусей, сорок и дятлов. Проблемы возникли только с соловьями и, частично, с галками. Эти птицы, особенно соловьи, не только ведут себя в «Слове» не в соответствии с особенностями биологического вида, что характерно для всех остальных птиц-тотемов, то есть половецких орд, а прямо противоположно им. Если принять гипотезу Сумарокова, то противоположное остальным птицам-тотемам поведение соловьев можно было бы просто объяснить тем, что соловей — тоже тотем, но не половецкий, а русский. И в условиях противостояния дружин Игоря ордам половцев, конечно, соловьи-тотемы тоже должны противостоять тотемам половецким. И слово соловей — чисто русское, в нем все тот же корень, что и в имени Слава. Таким же русским тотемом могла быть и галка, галица по-древнерусски. И не сохранили ли галичане, одно из южнорусских племен, в своем названии древний тотем? И, уж коли речь зашла о славянских тотемных птицах, нельзя не упомянуть то, что все русские князья, да и первые цари тоже, из рода Рюриковичей-соколов. В том же «Слове» автор регулярно называет Игоря соколом, а его сына соколенком.
Обожествление предков вело к тому, что их характерные черты стали нарицательными. Слава, славный, славить; мир, мирный, мирить; власть, властный, владеть; месть, мстительный, мстить; горе, горький, горевать; ярость, ярый, разъярить; величие, великий, величать; красота, красивый, красить — разве не видны в этих словах племенные и родовые имена? Очень важно, что все перечисленные корни не из общего индоевропейского словаря. Значит, не принесли праславяне эти слова с собой, выделившись из индоевропейского языкового мира, а придумали позже сами. Правда, может быть, и соседи кое в чем помогли. Например, у литовцев в ходу имена Бронюс и Казис. Так что родовые компоненты Брони- и Кази- могли быть позаимствованы у балтов. То же самое возможно и для родового компонента Краси- (литовское graži-).
В конце концов, для нас же не так уж и важно, кто у кого что повзаимствовал. Гораздо важнее то, что не Владимир — от владения миром, а наоборот, владение миром — от Владимира, точнее, от Мира и Влада!
Анюты и Марфуты
Если, представляясь, мужчина назовется Пламеном, а женщина Цветаной, то, не заглядывая в паспорт новых знакомых, вы, скорее всего, догадаетесь, что они болгары. А вот смогли бы вы ответить, почему? Думаю, не всегда. Просто звучат имена по-болгарски, и все тут. А между тем, характерный болгарский «колорит» складывается из двух компонентов: славянских корней пламь- и цветъ- и балканских суффиксов личных имен -ен-, -ан-.
Нынче в широком ходу термин «лицо кавказской национальности». Оставим в стороне его безграмотность и расистскую подоплеку, а зададимся вопросом, что же позволило народному сознанию объединить вместе грузин и армян, азербайджанцев и абхазцев, адыгейцев и чеченцев? Внешний вид, национальные черты лица? Отчасти да. Но еще и, безусловно, акцент, те характерные особенности выговора, которые действительно отличают народы Кавказа. А ведь языки у разных кавказских народов не просто не родственны, а часто вообще не имеют генетически общих корней. Например, грузинский и армянский принадлежат к разным языковым семьям, соответственно картвельской и индоевропейской, а чеченский не входит даже в объединяющую два первых ностратическую надсемью. И все-таки кавказский говор не спутаешь ни с чем! Дело в том, что многие нынешние языки Кавказа пришлые. Их принесли великие переселения народов еще в древности, а также кочевники-завоеватели: аланы, половцы, татаро-монголы и многие другие — уже в исторический период. И эти языки легли на древний местный язык, называемый в лингвистике субстратом.
Смена языка целым народом — в истории довольно обычное дело. Достаточно двух ярких примеров распространения арабского языка на громадный регион, а испанского почти на целый континент! И все-таки, хотя и сирийцы, и марокканцы говорят по-арабски, но понимают друг друга с трудом. А кавказские народы говорят на разных языках, а кажется, что на одном. В том и другом случае мы видим влияние субстрата. Принимая новый язык, народ сохраняет свои особенности речи, которые очень консервативны. Иногда и не сразу скажешь, в чем они заключаются. На каком языке говорят в Одессе, на русском или все же на одесском?
В случае с нашими болгарскими друзьями важную роль сыграли именные суффиксы балканского субстрата. Но вернемся к праславянам. До сих пор ученые спорят о месте славянской прародины. Пока ясно только, что восточная ветвь праславян заселила территории, на которых жили древние балтские и финоугорские племена. Но и до них кто-то жил на этих землях, говорил на своем неизвестном нам языке, который наверняка оставил свой субстратный след и в балтских, и в финских, и в славянских, в частности русском, языках.
Возможно, что одним из таких следов оказывается еще один именной суффикс -ут-. Он часто используется (лингвисты говорят, что суффикс продуктивен) в литовском: Бируте (Bir‑ut‑e), Онуте (On‑ut‑e), Кястутис (Kest‑ut‑is) — этими именами примеры не исчерпываются. В русском он, может быть, менее продуктивен, но в Анютах и Марфутах без него не обошлось. Встречается он и мужских именах, вспомним Малюту Скуратова.
Имя Мал буквально напрашивается на небольшое отступление. Мать упоминавшегося князя Святослава Ольга жестоко мстила за смерть мужа, князя Игоря, древлянскому князю Малу. (Речь о тех самых Игоре и Ольге, что в «Песни о вещем Олеге» „…на холме сидят”, пока „дружина пирует у брега…”). А сына своего Владимира все тот же Святослав прижил от ключницы Малуши. Кстати, это ставит под сомнение версию С. Скляренко о том, что имя сыну было дано Святославом во «владение миром». Слишком призрачны были шансы младшего, да еще и незаконнорожденного Владимира на великокняжеский престол. Да и сам Святослав палец о палец не ударил для младшего, отослав малолетнего княжича в Новгород и оставив стольный Киев старшему сыну. Не исключено, что в языческие времена Святослава народная память еще хранила имена родоплеменных богов, и князь просто называл сына в их честь, а не «чтобы владел».
Итак, наш именной суффикс -ут- приклеивается и к литовским, и к исконно восточнославянским, и к христианским именам Анны и Марфы. Это как раз характерно для субстратных элементов. Поэтому ничего нет удивительного в том, что некий древний народ, ассимилированный пришлыми славянами, воспринял их язык и их богов. Но, во-первых, на их языке они говорили по-своему, со своим акцентом, а, во-вторых, к славянским именам, и именам богов тоже, они прибавляли свой именной суффикс -ут-. Если это так, то Слав должен был превратится в... Славуту, а его сыновья — в Славутичей.
Но для любого из нас Славутич однозначно ассоциируется с Днепром! И это вряд ли случайно. Точно так же для древних жителей днепровского побережья Слав-Славута и его племя тоже было связано с Днепром. Это либо еще один косвенный аргумент в пользу днепровской прародины славян, либо просто подтверждение того факта, что славяне пришли на нынешнее «местожительство» по Днепру.
Ярославна и Подунавье
Как все дороги ведут в Рим, так и все разговоры о древней русской истории возвращаются к славянской прародине. Но не ждите здесь ответа на сей волнующий вопрос. Мы поговорим о другой загадке.
Одним из основных письменным источником наших знаний о древних славянах остается «Повесть временных лет». И начинается она словами (в принятом переводе): „По прошествии же многих лет сели славяне по Дунаю, где ныне земли венгерская и болгарская…”. И здесь возникает загадка первая. Не подтверждают археологи версию о дунайской прародине славян! Не напутал ли чего Нестор? Ведь жил он несколькими веками позже описываемых событий, а какими сведениями пользовался, неизвестно. Да и «соавторы» много позже внесли свою лепту. Далее «Повесть» излагает историю происхождения и расселения славян очень сухо, даже лаконично, в основном формальным перечислением племен и местностей. И на этом фоне отступление о земле венгерской и болгарской выглядит странным, едва ли не инородным. Как будто то ли сам автор сомневался, то ли старался предупредить возможные сомнения у читателя. Либо это типичный «комментарий», вставленный в «Повесть» позднее.
В другом великом письменном памятнике древнерусской литературы «Слове о полку Игореве» княгиня Ярославна плачет о полоненном Кончаком муже Игоре на стенах Путивля, а плач ее кукушкой летит (опять же в принятом переводе) „по Дунаю”. Далековато залетела вдоль по речке сухопутная птичка с Сейма, притока Днепра в среднем его течении, на далекий Дунай! И, самое главное, непонятно зачем. По контексту плач явно адресован мужу, который томится в плену в половецких вежах недалеко от загадочной Каялы, где и был он разбит половцами. О месте этой самой Каялы тоже идет спор. Традиция относит Каялу к бассейну Дона, есть и версия, связывающая Каялу с низовьями Днепра. Но в любом случае Дунай совсем в другой стороне. Не мог быть Кончак на Дунае! Вторая загадка, и тоже связанная с Дунаем.
Давайте посмотрим на карту северного Причерноморья. Четыре крупные реки впадают в Черное море с севера: Дон, Днепр, Днестр и Дунай. При всей своей несхожести: тихий плавный Дон и быстрый, почти как горная река, Днестр — у всех четырех есть общее в именах. Все четыре реки имеют в корне сочетание дън-. Может быть, оно тоже субстратное, хотя очень хочется отождествить это сочетание с русским дном, руслом реки. Последнему не противоречит и объяснение компонента дон- как бегущей воды в иранских языках, особенно в свете гипотезы «Черноморской Руси» [1]. Как бы то ни было, а общий именной компонент у всех четырех рек налицо.
Кстати, вторые компоненты тоже не уникальны. Днепр у соседних народов звался Непр(а). Возможно, тот же корень в реке Непрядве, притоке Дона. Второй компонент Днестра — это реки Истры на всей европейской части территории России и, возможно, целый полуостров Истрия на Балканах. Дунай тоже звался Истром. Следовательно, Днепр — это Дън-Непр, а Днестр — Дън-Истр, то есть все они Доны (не путать с донами Педро из Бразилии, где много диких обезьян!).
Для восточных славян, всегда селившиеся и расселявшиеся вдоль рек, все им известное пространство северного Причерноморья было Подонавьем (Подунавьем). При этом они не особенно различали всю территорию в целом и бассейны четырех рек, для них это было просто одно и то же. И плач Ярославны, летя „зегзицей подунаеви”, направлялся не к Дунаю, а, в более логичном переводе, в Подунавье, то есть в бескрайние причерноморские степи, в которых где-то томился ее муж, причем сама Ярославна точно и не знала, а только могла догадываться, где именно.
Посложнее с «Повестью временных лет». Ох уж эта оговорка автора (или «соавторов»?) насчет земель венгерской и болгарской! Впрочем, Нестора можно понять. В его время (а во время «соавторов» тем более!) Подунавье уже ассоциировалось узко с бассейном Дуная. А северное Причерноморье, наводненное многочисленными пришлыми кочевниками: скифами и гуннами, аланами и булгарами, торками и хазарами, — просто выпало из славянского ареала. Ему уже трудно было представить себе, что и предки русов прошли ранее по этим же местам.
Итак, „По мнозехъ же временехъ сели суть словени подунаеви…” можно переводить двояко.
Первый вариант — прямой, то есть откуда-то пришли и осели праславяне на территории нынешних Венгрии и Болгарии, и именно там следует искать славянскую прародину. Этот вариант хорошо согласуется с гипотезой В. Зрелкина [2] о происхождении праславян или одной из их ветвей из малоазийской Троады, гомеровской Трои. Неожиданно и очень заманчиво, но надо ждать подтверждения археологов.
Второй вариант перевода — „…осели славяне в Подунавье…”, то есть в северном Причерноморье, в низовьях Дона, Днепра, Днестра и Дуная — может дать новую интересную окраску «забытой истории русов» по В. Грицкову.
Вопрос исторической прародины славян так и остается вопросом. Но хочется верить, что мы в своих поисках все же приближаемся к тому месту, отнюдь не только географическому, „откуда пошла есть Руская земля”, где „соловей российский, славный птах, для души поет”, но... и для Славы.
Октябрь 1995
На главную