Действие III
Сход третий
«Победителей»
(Сход в Недоумке. На трибуне староста Хрящик.)
Староста:
В помощь Бог, честной народ!
Дружно вас собрал на сход
подводить итоги гласно
и кварталу, и за год.
Мокротоплюев:
Фрол Фомич, отец родной,
мы с тобой семьёй одной!
За тобою вся община,
как за каменной стеной!
Подвести любой итог
только ты у нас бы смог!
Счастье, что тебя народу
в старосты сподобил Бог!
Кириллиха:
Не пробей в молитве лоб,
а то жди побор на гроб!
Не икона Фрол, не Бог весть,
даже, чай поди, не поп.
Русин:
Это кстати про попа.
Поп пропал. Иль нэ сё па!
В церковь дёрном зарастает
аж народная тропа.
Я верчусь и так и сяк
и совсем уже иссяк.
Всё же я не архидьякон,
а простой трудящий дьяк!
Филька:
Может быть, в очередной
поп пошёл у нас запой?
Только ведь запропастился
он совместно с попадьёй.
Надо всё же, вашу мать,
и крестить, и причащать.
Должен поп, хоть и отпетый,
по закону отпевать!
Пусть не от большой любви,
но попа, народ, зови,
разъязви твою налево,
и направо разъязви!
Мокротоплюев:
Делать нечего. Опять
нам попа придётся взять
всей общиной на поруки,
только строго указать…
Кириллиха:
А попу и без порук
всё всегда сходило с рук.
А ты, Филька, что ль проснулся
с перепою только вдруг?
Наш Окунька-обормот
бросил церкву и приход,
он подался в мусульманство
и вошёл в большой почёт.
Он теперь у них мулла
или прям аятолла.
Нет Окуньки, слава Богу,
и Аллаху их хвала!
Кузьма:
Это что за «я-дала»?
Ну-ка, спросим у Фрола.
Фрол Фомич, скажи народу,
что же это за дела?
Староста:
Да, народ, мы не смогли
и попа не сберегли,
прозевали самородка
недоумочной земли.
Бывший поп с недавних пор
в гору вышел и в фавор,
у него теперь машина,
секретарша и шофёр…
Плевашка:
Ох, Окунька, ну и бес!
Мы-то думали — балбес.
Шафер есть! А то, бывало,
в шафера и сам он лез.
Свадьба или упокой,
иль приехал хмырь какой —
тут как тут он со стаканом
и протянутой рукой.
В шаферах и там, и тут
всякий раз, когда нальют,
и везде, где хлобыстают
да погромше где поют.
Помню, свадьбили меня,
первый раз ещё женя,
влез поп в шаферы, хоть против
вся почти была родня.
Как просвадьбили меня,
просыпался он три дня,
а потом бежали бабы
от попа, как от огня!
Староста:
Эй, Плевашка, рот заткни,
на Окуньку не тяни!
Тоже вспомнила не к месту
незапамятные дни.
Ныне поп начальством стал,
заправила-генерал,
генеральней не бывает,
чёрт его бы разобрал!
В общем, наш Окунька — босс.
Так сказать, дозрел, дорос:
патриарх тебе, не меньше,
или, там, католикос.
Филька:
Да, окунька нам знаком!
Назови его горшком,
всё едино — был и будет
му… простите, дураком.
Староста:
Ладно, хватит, му…жики!
Сами-то не дураки?
Влезли по уши с колодцем,
хоть заказывай венки.
За год вышел наш итог,
что не дай, народ, нам Бог:
ни колодца, ни оброка,
и бюджет весьма убог.
Егор:
У тебя все мужики
непременно дураки.
Снова нам иксплуатацья
от хозяйской от руки!
Почему выходит так:
ты начальник — я дурак?
Кто придумал рыть колодец
и жалел дать четвертак?
Ты придумал, ты, упырь,
всех подвёл под монастырь,
а теперь грозит народу
не иначе как Сибирь!
Ты один придумал, ты,
по причине глупоты,
а теперь, засранец, трусишь,
снова прячешься в кусты?
Это ты у нас трепач:
за награды, за калач
глотку рвёшь с иницьятивой,
ну а нам теперь хоть плачь!
Староста:
Сам трепач ты трепачом!
Я с колодцем ни при чём.
Сход решал единогласно,
что колодец не почнём.
Ты, Егорка, не народ,
ты, Егорка, обормот.
Не идёшь ли против схода?
Иль тебе плевать на сход?
Кузьма:
Да, Егор-то — он балбес,
а народ попутал бес.
Как же рыть? Земля промёрзла,
да и времени в обрез.
Староста:
А вот так теперь и рой
лаптем иль в лапте дырой,
коль не справились ко времю
с этим летнею порой.
Егор:
Ну-ка, где у нас Панфёр?
Пусть выходит на ковёр
отчитаться пред народом,
до чего он там допёр.
Пел красиво, как псалом,
бить, мол, барину челом.
Вот, покланялись мы барам —
получили поделом!
Голосисто больно пел
и… слинял, покамест цел.
Заварить горазд он кашу,
а хлебать — то наш удел.
(Плохов крадучись уходит со схода.)
Филька:
Им, панфёрам, куражи —
только морду и держи.
Про общинсоревнованье,
Фрол, чего-нибудь скажи!
Кто затеял карусель?
Отвечать-то ты ль, аль все ль?
Раскачель твою налево,
и направо раскачель!
(Вслед за Плоховым незаметно исчезает Мокротоплюев.)
Староста:
Это не ко мне вопрос.
Предложение кто внёс?
Предлагал Мокротоплюев,
вот теперь с него и спрос.
Филька:
Фрол Фомич, ты уж прости,
только где ж его найти?
Расшерсти твою налево,
и направо расшерсти!
Милка-Вилка:
Два купчины-торгача
дружно дали стрекача,
дёру дали, чтоб на сходе
не побили сгоряча.
Кириллиха:
Да, побьёшь их сгоряча!
Там же злато да парча!
Ты хотя б попробуй сходом
дать купчинам «строгача»…
Егор:
Наплевать им на народ!
Что до наших им невзгод?
Строгачей у них с десяток,
да все сняты через год.
Им от ваших «строгачей»
ни прохладней, ни жарчей.
Всё одно: у них достаток
и одёжки, и харчей.
Хоть обыщем всю страну,
не отыщем их вину
мы по трезвому раскладу.
Наливай по стакану!
Староста:
Ох, Егорка, мать твою,
я тебе сейчас налью!
Вам-то что, опять нажрётесь,
и ищи вас, и адью!
Русин:
Сколько вас учить, мон дьё,
не адью же, а адьё.
По-французски, стал быть, «с Богом».
Ох ты, горюшко моё!
Кузьма:
Да заткнись ты, дьяк-француз!
Ты один, учёный гнус,
а у нас хозяйство, дети,
да забот на шее груз.
Дома лучше поори —
мы, поди, часа тут три.
Фрол Фомич, веди собранье
да по делу говори!
Староста:
Я уже который раз
всё спросить пытаюсь вас:
отвечайте, где колодец?
Вот и весь мой к массам сказ.
Филька:
Ну, допустим, весь кагал,
если дружно стар и мал,
с тем колодцем, поднапёршись,
может быть и совладал.
Кабы много было рыл,
то и я б колодец рыл,
подмогнул своей общине,
но, конечно, в меру сил.
Да с какого взять конца,
если нет у нас спеца,
растудыть твою налево,
али снова слать гонца?
Кузьма:
Филька, где твоя башка,
на тудыканье легка?
А выходит, что надежда
вся опять на Кизяка.
Кизяк:
Тоже ищут дурака!
Чуть что, сразу Кизяка.
У меня вон свищ на шее,
да и выперла кишка —
глянь-ка сам, какая грызь.
Сам за дело и берись!
Я и так за всех навозу
пять возов привёз надысь.
Плевашка:
Что, на нём сошёлся свет?
А других и вовсе нет?
Где твоя работа, Филька?
Где ответ? Один совет?
Твой устав давно знаком:
ладить дело языком,
да притом ещё считаться,
кто поездил и на ком.
Если дружно, то смогём —
Нам колодец нипочём!
Что из брёвен, нам сподручно,
чай, с бревном — не с кирпичом!
Егор:
Ты, Плевашка, сгоряча!
Как же нам без кирпича?
Кирпича давненько просит
рыло Фролки Фомича!
Но решать в конце концов
как-то надо про спецов:
позабыли мы уменье
про колодцы от отцов.
Вот Кожевник, дрёна вошь,
начертить бы мог чертёж,
так ты, Фрол, его в отхожий
отпустил. Теперь-то что ж?
Староста:
Это кто же тебе сказал,
что его я отпускал?
Взял его к себе на службу
сам Ионыч, генерал,
камеръюнкер, камергер,
шэр мусью и либер херр,
орденов всех стран-народов
непременный кавалер.
У него полсотни лент,
член, притом корреспондент!
А кто ты? Ты член, конечно,
да не тот — член-импотент!
Егор:
Непотент? Да все мы здесь
на тебя потеем днесь —
до седьмого пота в поле
пропотел, поди, уж весь!
Староста:
Пропотел-пробзделся весь —
на дворе штаны развесь.
Я ж научно выражаюсь,
так что ты ко мне не лезь!
Вот Кожевник, он талант,
очень важный консультант,
и ему Наум Ионыч
даже выдал аксельбант…
Егор:
Каб не так, карман держи!
Не тебе ль три пуда ржи
за отход платил Кожевник?
За отход, не чертежи!
Без Кожевника, ей-ей,
нам с колодцем потужей,
только нашему народу
несподручно с чертежей.
У Панфёра добрый сруб:
всё чин чином, брёвна — дуб.
Разберём его колодец
и пощупаем на зуб.
Раскатать колодец вмиг,
поглядеть, где шип, где зиг,
и каким мудрёным делом
мастер этого достиг.
Повторим один в один,
чай, колодец — не камин.
А с тебя, Фомич, пол-литра
за смекалку и почин!
Староста:
Ну, вот это разговор!
Можешь ведь и ты, Егор.
Даром, что трепач, охальник,
дурень, пьяница и вор…
Егор:
Эй ты, староста, но-но!
Сам дерьмо ты и говно!
А про то, кто вор большее,
говорить вобще смешно.
Сколько вытянул ты жил
из всех, кто тебе служил?
Что бы делал ты с колодцем,
кабы я не предложил?
Староста:
Что бы делал, как бы жил?
Да чего ты предложил?
Разломал бы сруб колодца —
тем Панфёру удружил.
Вам бы волю, не дай Бог,
разломать-то ты бы смог,
а потом что стал бы делать,
лапоть, валеный сапог?
Нешто, думаешь, сама
волей щучьего ума
с лесу катит древесина?
Комплектующих нема.
Иль что плохо где лежит?
Фондов нету. Где лимит?
Даже гвозди в Недоумке —
лет пятнадцать дефицит!
Собери сто тыщ людей,—
не построишь без гвоздей.
Матерьяльно обеспечить
не могу твоих идей.
Из идейной глубины
не сошьёшь себе штаны.
Пустобрёхские идеи
нам, народу, не нужны!
Милка-Вилка:
Ладно, сам ты пустобрёх,
в пустобрёхстве стоишь трёх!
Что б тебе, Фрол, пусто было,
чтоб язык тебе отсох!
Мы — народ, да мы — народ…
Не народ ты, а урод!
Не пора ль тебе народу
от ворот дать поворот?
Кузьма:
Точно, Милка, всех огрей!
Фрол, давай кончай скорей:
время гнать домой корову,
да кормить пора курей!
Милка-Вилка:
Этот снова про курей!
Ты, Кузьма, Фрола дурей.
Тот — петух, и петушится,
ты ж — варёный гусь, ей-ей!
Кириллиха:
Ай да Милка, во дала!
Вот такие, Фрол, дела.
Бабы, вы угомонитесь,
пожалейте мне Фрола!
Он хоть прихвостень у бар
и вобще не божий дар,
но ведь божья тварь. И как бы
не случился с ним удар!
Егор:
Да, дождёшься! Экий дрын!
Впрочем, Фрол у нас один.
Ладно, Фролка, подскажу я,
как нам быть без древесин.
Дам идейку я одну
на идейну глубину:
не раскатывать Панфёру
всё вчистую по бревну,
а колодца сруб как есть
взять и к месту перенесть!
Полчаса трудов, и нужно
для того людёв пять-шесть.
Наберём пяток, поди?
Ты, конечно, впереди
с красным знаменем-хоругвем —
речь держать на площади.
Кузьма:
Наберём людей-то пять!
Я согласный помогать.
Только как с того колодца
будем воду доставать?
Егор:
А на кой тебе вода?
Мало что ль тебе пруда?
«Жили прежде без колодца» —
не говаривал когда?
Староста:
Да и правду-то сказать,
нам на воду наплевать.
Но комиссия нагрянет,
что ей в деле показать?
Егор:
Или выжил из ума?
Хоть любых комиссий тьма, —
всё ж замёрзнет. Чай, нояберь,
на носу уже зима!
Погляди на календарь
да по тыкле крепче вдарь:
Рождество, конец квартала,
а потом, глядишь, январь.
Коли кто пытать начнёт,
всё замёрзло, чистый лёд,
а в ведро, пока что осень,
дождь чего-нибудь нальёт.
Спросит кто, — была вода,
вон, в ведре, гляди туда,
из колодца ж… извиняйте
по причине, стал быть, льда…
Филька:
Щас мы сруб и что при нём
враз на площадь отнесём!
Где там место для колодца?
Фрол Фомич, скажи о сём.
Староста:
Чёрт не так уж и страшён,
и вопрос, считай, решён —
не трудиться, не рядиться,
не растрясывать мошон…
Только, правду говоря,
разговор про площадь зря.
Вдруг комиссия нагрянет
к нам ни свет и ни заря?
Соблюдая протокол,
надобно гостей за стол.
Не к Егору же их в хату —
сам орал, что, дескать, гол.
У кого крупней оклад?
Кто народный депутат?
Кто деревни представитель,
как не я? Вот так-то, брат!
Егор:
Ну конечно ты, браток!
Только погоди чуток,
одолжи, коль брат, по-братски,
ну, хоть парочку порток!
Милка-Вилка:
Ой, Егорка, да что ты!
Что тебе его порты?
Ты же их не отстираешь
до законной чистоты.
Хоть себе Фрол на уме,
а с колодцем весь в дерьме,
у него в штанах с испугу
получилось консоме.
Плевашка:
Я бы Фролушке слегка
постирала два портка,
да в деревне мыла нету,
и в уезде ни куска.
Разве есть такой закон?
Как стирали мы спокон?
Фрол, дай мыла для народа,
низкий мой тебе поклон.
Староста:
На хрена мне твой поклон?
Не хватает вам икон?
Не икона, не Господь я.
Хочешь, дать могу талон.
Филька:
У неё их двадцать пять,
но добавь пяток опять:
туалетной нет бумаги —
пригодятся подтирать…
Староста:
Всё, народ, кончай базар!
На себя приму удар:
переносим мы колодец
на бугор за мой амбар.
При амбаре при моём
ставим всё, что есть при нём.
Там я проще обеспечу
для комиссии приём.
Сам колодец на горе,
митинг вкруг на пустыре,
а потом за стол начальство
рядом, на моём дворе.
В общем, лучше места нет:
всё едино — мой ответ
за колодец, угощенье,
за расходованье смет.
Значит, я как главный спец
сам решил всё наконец,
тем спасая всю общину,
потому как вам отец…
Без меня б вы ни черта
не сумели до поста.
При такой моей смекалке
вы за пазухой Христа!
Егор:
Это что за чешуя?
Предложил-то это я!
Весь народ тому свидетель,
что идейность вся моя.
Староста:
Да она в тебе отколь?
Вся твоя идейность — ноль,
и народ тому свидетель.
Хочешь справиться? Изволь.
Голова всему народ!
Я — идею, он — поймёт.
Решено, готовим митинг,
за работу, и — вперёд!
А на митинге споём,
грянем дружно, будто гром,
а потом ещё продолжим
задушевней за столом.
У комиссии в кругу
рот раскрыть мне — ни гугу!
Вот на митинге — все хором
без могу и не могу!
А чтоб в деле сразу так
не попасть нам всем впросак,
репетируем немедля.
Запевайте, кто мастак!
Кто у нас на всё мастак?
Каждый может или как?
Кто передовик-новатор?
Запевай-ка ты, Кизяк!
Кизяк:
Тоже, ищут дурака!
Чуть что, сразу Кизяка.
У меня кругом чесотка,
да три дня трещит башка.
Я один и швец и жнец,
а теперь в дуду игрец?
Хватит Фрол, давай мне отпуск,
умотался я вконец.
Староста:
Вот чесотку и чеши!
Я ж прошу вас от души,
а по-доброму не хочешь,
докладную напиши:
по причине, мол, зудý
не могу играть в дуду.
И к тому приложишь справку,
да печать чтоб на заду!
Русин:
Нет, ты, Фрол Фомич, постой.
Ишь ты, умненький какой!
Тут поёшь поди как сладко —
вот, коль надо, сам и пой.
Староста:
Ты кого учить, мусью?
Если надо, я спою.
И мне спрашивать не надо
харю свинскую твою.
Но нельзя же каждый раз
отдуваться мне за вас!
Всё, кончайте трёп и пойте,
понимайте как приказ!
Шутковать я не люблю,
или премии к нулю!
А идейно руководство,
как всегда, осуществлю.
Делать надобно акцент
на сегодняшний момент.
Спой, Плевашка, для примера
про тверёзый дивиденд…
Плевашка (поёт):
За тверёзость мы стоим
и довольные за сим.
Раньше пели мы по пьянке,
щас тверёзо голосим!
Староста:
Стой, Плевашка, тихо, кыш!
Ты и вправду — голосишь.
Тут тебе не посиделки,
спой ещё «Шумел камыш…»
От тебя один лишь шум.
Филимон, давай-ка, кум,
голосисто, но не в голос,
и душевно, чтобы в ум.
Филька (поёт):
Раз приснилось ночью мне:
голосистость по стране.
По колено жил в навозе —
нынче по уши в говне!
Староста:
Ну, даёшь ты, Филимон!
Что же это за жаргон?
На тебя надежда, Милка,
на одну со всех сторон.
Ты про то нам, Вилка, спой,
с этой стороны, и с той
освети, как дружно миром
ликвидируем отстой.
Милка-Вилка (поёт):
Славный выдался удой!
Мы его, как всё, в отстой.
А теперь, после отстоя,
глядь — подойник-то пустой!
Староста:
Стой, Милёночек, постой,
Ор твой, Милочка, пустой.
Где ж народные таланты
в песне милой и простой?..
Егор:
Почему меня ты, Фрол,
вновь, паскуда, обошёл?
Может, я талант народный,
хоть и голый, как сокóл?
Коли ты надменный хам,
то могу я спеть и сам,
без твоёго приглашенья
жару запросто поддам!
Егор (фальшиво поёт):
Депутат да делегат,
и богат он, и мордат…
То закон, что им же принят,
быть мордатым помогат…
Староста:
Вот засранец! Хватит, стоп!
Уж на что горланил поп,
тот хоть голосом удался,
ты же всех нас вгонишь в гроб.
Так что лучше перестань,
да и впредь не горлопань.
С говорком твоим сибирским
путь прямой — аж в Турухань!
Из твоей дурной башки
прут дурацкие стишки.
Я таких могу хоть сотню,
даром, что мне не с руки.
Староста (речитативом):
Кто на голом месте прыщ,
гол-сокóл, и духом нищ,
тот блажен вонючим духом.
Так что ты, Егор, не взыщ!
Староста (нормально):
Коли дело не идёт,
порешаем так, народ,
что в культурную программу
включим бабий хоровод.
Только, бабы, чур-чура,
не наклюкайтесь с утра —
как напьётся всё начальство,
вам поставлю два ведра.
В хороводе за бузу —
всех, как Сидрову козу!
Ясно? До мероприятья
чтобы ни в одном глазу!
Заруби на нос, народ,
гвоздь программы — хоровод.
И на этом вот серьёзе
я заканчиваю сход.
Ты, народ, и стар и мал,
делай всё, как я сказал!
Я закрытым объявляю
сход итогов за квартал.
Расходиться нам пора,
всем до хаты, до двора.
Ну а мне за все заслуги
громогласное «Ура!»
(Конец)